«Возвращение фашиста» Быков М. В.

Давайте скажем в День Победы:
«Я горд за Родину свою.
Георгиевскую ленту с честью
Я в память павшим повяжу».
Она не просто украшение
И не вплетается в косу.
В ней честь и слава поколения,
Отвоевавшего страну.
«Я помню, я горжусь дедами»
Их подвиг вряд ли повторим!
Великий день в начале мая
Салютом ярким осветим.

Возвращение фашиста

Даже самому мрачному воображению не доступна к пониманию эта трагическая история. Я записал её много лет назад, выслушав рассказ знакомого мужчины, участника страшной трагедии.

Семья, к которой он принадлежит, какое-то время жила по соседству с моим дедом по материнской линии Василием Семёновичем.

До упомянутой беседы с героем моего рассказа я, конечно же, слышал об этом происшествии от знакомых и родственников, но позже решил узнать подробности из уст главного свидетеля и исполнителя преступления.

Как я уже упоминал всё ниже описанное, случилось в семье Андреевых.

 

Ходили разные слухи о гибели самого Андреева главы семейства, выдвигались различные версии, но то, о чём рассказал мне основной участник того жуткого убийства, мало чем совпадало с предположениями болтливых женщин обсуждающих трагический случай, будоражащий воображение и фантазии впечатлительных рассказчиков и слушателей.

События, о которых пойдет речь, оказались накрепко связанными друг с другом, они начались ещё во время войны, а закончились спустя двадцать лет жутким убийством отца сыном.

 

В начале осени 1946 года домой в родной Сибирский городок вернулся, демобилизовавшись из Вооруженных Сил, красноармеец Андреев Мирон Иванович.

Он был призван на фронт в сорок втором и участвовал в боевых действиях на одном из Украинских фронтов.

В сорок четвертом, был тяжело ранен, лечился в госпитале. После излечения проходил службу уже не на передовой, а в не глубоком прифронтовом тылу. Возможно, поэтому остался живым?

В семье Андреевых было двое детей: старшая дочь и сын Никита 1934 года рождения, названный этим именем в честь своего деда, Ведекиндова Никиты Петровича.

Дед сгинул в лагерях в 32 или в 33году прошлого века, когда по стране прокатился страшный голод. Мать рассказывала сыну Никите, что деда арестовали по доносу и не выпустили на свободу только потому, что его фамилия, якобы, происходит от немецкого слова — Ведекинд? И хотя семья всегда считалась русской, это обстоятельство, очевидно, повлияло на судьбу арестованного.

 

Однако продолжим рассказ о страшных событиях в семье Андреевых.

Вернувшись с войны через год после её окончания, Мирон Иванович рассказывал всем родственникам, знакомым и сыну Никите о том, при каких обстоятельствах получил тяжелое ранение, которое чуть не стоило ему жизни.

Фронтовик каждый раз начинал свой рассказ следующими словами:

— Страшным для меня, был тот злополучный день, хотя на войне все дни не сахар. — Лицо рассказчика, интонация его голоса при этом менялись до такой степени, что всем становилось ясно — понять и прочувствовать то, о чем рассказывает фронтовик невозможно. Что подобные психологические переживания, о которых ветеран войны говорит, могут охватывать человека только в смертельном противостоянии с врагом, когда нет другого выхода, как убить противника или погибнуть самому.

— Война, невыносимо ужасная «штуковина», — продолжал фронтовик. — Каждую секунду, живешь в предчувствии гибели. Видишь растерзанные оружием тела своих товарищей и врагов, от обилия смерти и крови твой ум перестает воспринимать всё как действительную реальность, остается только жалость к себе и чувство страха от происходящего. На войне изо дня в день повторяется и повторяется всё самое страшное для человека с оружием, смерть не предоставляет солдату передышки, подстерегает его повсюду. Так было и в то роковое утро.

Неприятель точно по расписанию, как это умели делать немцы даже во время войны, сделал попытку наступления на позиции полка.

В то утро немец завязал очередной бой в направлении расположения именно нашего батальона. —

После этих слов Мирон прищуривался, как бы стараясь разглядеть смертельно опасных вражеских солдат, приготовившихся к атаке.

— К тому времени наша рота не успела ещё путем окопаться и считай, оборонять было нечего. Бойцы сидели в неглубоких ямах и ожесточенно отстреливались моля бога и вражеского маршала только об одном, чтобы немцы не послали на наши позиции танки.

Нам повезло и через двадцать минут, прекратив минометный обстрел, фашисты пошли в атаку без всякого прикрытия техникой.

Я успел несколько раз выстрелить в здоровенного солдата, который бежал прямо к моему окопу, но промахнулся. Многие думают, что попасть по бегущему во время атаки врагу не составляет труда — это враньё. — Всегда уточнял Андреев. — Нет ничего труднее, как убить наступающего противника, особенно если ты стреляешь из винтовки и дрожишь от страха и холода.

Помню в мельчайших подробностях, — рассказывал Мирон, — как фашист прыжками бежал в мою сторону, летел, словно на крыльях, даже ни разу от пуль не пригнулся и в мгновение ока оказался рядом с окопом. Помню, как он выпустил по мне очередь из автомата. Одна пуля прошила мое бедро, остальные ударили в стенку ямы! —

В этом месте рассказа, солдат вскакивал со своего места и хлопал ладонью по раненой ноге, стараясь таким движением подтвердить сказанное.

— Немец так разогнался, что по инерции перепрыгнул через окоп, но убежать не успел.

Я от страшного ранения и боли заполнившей тело чудом не потерял сознание, собрал остатки сил и бросил вслед фашисту как копьё свою винтовку!

Я не промахнулся. Штык пронзил мужику спину чуть выше задницы и, пробив позвоночник, навсегда отключил солдату ноги.

Раненый рухнул как подкошенный, его автомат, перелетев через голову, упал прямо ко мне в руки.

Во время падения фашист повернулся ко мне лицом, я видел страшные выпученные глаза Фрица, его перекошенный от боли рот. Немец что-то мне говорил или кричал, а я из последних сил пытался нажать на курок его же оружия, а потом, спустя секунды, потерял сознание.

В медсанбате перед отправкой в госпиталь мой дружок Игнат, земля ему пухом, погиб в срок пятом, рассказал, что немец умер мучительной смертью через несколько дней после боя. Раненый все время был в сознании и о чем-то торопливо рассказывал любому, кто к нему подходил. Санитары фашисту прозвище дали — «Болтун».

Смертельно раненый гитлеровец умер, и его закопали в братской могиле вместе с другими павшими немцами наши старики из похоронной команды.

Не поторопись вражеский солдат, — с придыханием говорил Мирон Иванович, — убил бы меня гад паршивый и сейчас не он, а я лежал бы там, в братской траншее, под сотнями продырявленных тел. А так, из-за ошибки врага, живой остался! Вернулся с войны и в том, что живу, по всему выходит, обязан не только себе, но и тому «Болтуну». — Всегда делал вывод Андреев, одновременно страшась и благодаря врага за благополучный для себя исход боя.

 

Рассказ фронтовика и то, с каким мистическим страхом обо всём говорил отец, подействовали на не окрепшее сознание его сына Никиты ужасающим образом.

Он представлял себе жуткого фашиста в упор расстреливающего отца, парень нечто подобное видел в фильмах о войне, которые крутят в их городском клубе.

Иногда Никита плакал, украдкой жалея отца. Боялся и одновременно призирал фашиста со страшным автоматом в руках. Что-то неладное творилось с психикой хилого здоровьем парня, но он умело скрывал нервозность от родных и близких.

 

Десять лет спустя, когда Никите исполнилось двадцать два года, казалось, что он давно забыл отцовский рассказ о ранении.

Однако случилось непоправимое. Его больное затаившееся подсознание в какой-то момент и неизвестно для чего вдруг напомнило об услышанном фронтовом происшествии.

Однажды ранним утром, перед тем как окончательно проснуться, парень увидел сон или скорее иллюзию наяву, которая показалась Никите вполне правдоподобной.

Он со страхом наблюдал, как в его комнату входит тот самый кровожадный фашист из отцовского рассказа, с автоматом через плечо и говорит, что пришел рассчитаться со своим врагом за то, что русский солдат его покалечил в памятном, страшном бою, ударив штыком в спину.

Немец говорит Никите, что у него после ранения отнялись ноги, и он с тех пор вынужден ходить на них как на ходулях.

Действительно Никита ясно видит, как немецкий солдат передвигается по комнате на негнущихся в коленях ногах.

С самого первого сна — видения, парень видит в комнате и самого себя, причём одетого в военную форму, похожею на ту, в какой пришел домой с войны отец.

Каждый раз Никита со страхом замечает, что в руках у него нет оружия, которым можно было бы защитить отца. В то же время парень неизвестно почему, ничуть не удивляется тому факту, что смотрит на всё происходящее со стороны, как будто сидит в кинотеатре и видит фильм. Сон или иллюзия продолжается и парень понимает, что фашист явно не расположен враждебно лично к нему, что фашисту нужен только тот, кто проткнул его спину штыком в давнем страшном бою. Однако эта догадка не успокаивает Никиту, он в тревоге старается определить, где в данный момент может находиться его отец? Но так и не может решить, где он на самом деле и страх за жизнь отца всё больше охватывает подсознание парня.

Иллюзия продолжается.

Всё его внимание сосредоточено на немце.

Никита со страхом понимает главное во всём происходящем. Он ясно осознаёт, что голыми руками ему не справиться с инвалидом на не гнущихся ногах.

Мысль об оружии как паутина опутывает его воспалённое сознание.

Он точно знает, что оружие есть в доме, но не может вспомнить, где оно спрятано.

Парню ясно одно, надо бы пройти в другую комнату и предупредить отца, но ему страшно от мысли, что как только он повернётся спиной к фашисту, тот выстрелит в него и пройдет дальше и тогда убьёт отца.

 

Окончательно придя в себя от иллюзии, Никита ничего не рассказал родителям.

По какой-то необъяснимой причине, ему было страшно сказать отцу о том, что фашист вовсе не умер от раны и теперь пришел отомстить за увечие.

Парень был уверен, что если он предупредит родителей об опасности, тогда этот жуткий инвалид затаится и начнет действовать обманным путем, сумеет подкараулить жертву в другом месте дома и там не возможно будет помочь отцу.

 

Несколько ночей фашист не появлялся и парень с горькой усмешкой подумал, что возможно увидел не свой, а отцовский сон.

Эти мысли приносят Никите некоторое спокойствие, страх за отца и себя самого прячется в недрах подсознания, но ненадолго.

Через неделю страшное приведение возвращается и теперь уже надолго.

В течение двух месяцев, Никита видит жуткий сон-галлюцинацию несколько раз.

Во всех последующих видениях, всё ранее «приснившееся» повторяется с большой точностью. Но есть и исключения. Парень замечает, что каждый раз вооруженный инвалид подступает всё ближе и ближе к нему и это до такой степени пугает сновидящего что, однажды проснувшись или очнувшись от психоза, он невольно начинает строить планы, каким бы образом перехитрить коварного врага?

 

Накануне трагической развязки парень весь день напряженно думал о том, как бы справиться с немецким солдатом и пришел к решению, что нужно где-то укрыться и подкараулить Фрица, отобрать у него автомат и убить врага его же оружием.

Так и случилось.

В последнем четвертом сновидении Никита увидел себя затаившемся за дверью в ожидании вооруженного немца. Он впервые увидел вначале себя и только потом противника. Это его обрадовало. Он даже искренне удивился, почему раньше не догадался и не сделал засаду, чтобы навсегда покончить со страшным автоматчиком?

 

Далее, как рассказывал сам Никита, действие развивалось по следующему сценарию:

Как только фашист на своих негнущихся ногах вошел в комнату Никита, собрав все силы, вырвал из его рук автомат и без промедления ударил прикладом солдата по голове.

Удар был такой чудовищной силы, что парень ясно расслышал, как трещат кости проломленного человеческого черепа.

Расправившись с отцовским врагом, Никита бросил рядом с трупом автомат и пошел к своей кровати, на которую лег, спокойный и удовлетворенный свершившимся.

Его мать находилась в это время в кухне. Она услышала странный шум в комнате сына, и тут же пришла посмотреть, что случилось?

Глазам женщины открылась жуткая картина.

На полу с разбитой головой, лежал её муж Мирон Иванович весь окровавленный и бездыханный. Сын Никита спал на кровати, укрывшись одеялом с головой. Она кинулась к нему, подозревая, что он тоже мертвый, убит, как и его отец. Однако Никита был жив и здоров, он сел на кровати и уставился на плачущую мать.

В первый момент, парень даже не вспомнил об очередном страшном сне, но и тогда, когда увидел убитого отца, не допускал мысли, что это его рук дело.

— Я же фашиста убил. Того самого, который отца ранил на фронте? Я несколько раз видел его в доме. Он за отцом приходил, отомстить хотел. — Сказал тихо обезумивший от страха и горя Никита.

— Какого фашиста!? — Прокричала мать, заламывая руки. — Смотри, кто тут лежит? — Позже мать рассказала милиционерам в присутствии убийцы о том, что в то утро отец собрался идти на базар продавать мяса, поэтому зашел в комнату сына, чтобы попросить Никиту помочь в этом деле. Надо было унести мяса на рынок. В это время в руках Мирон Иванович держал контарь, посредством которого обычно взвешивал продукцию. Находясь в состоянии психоза, Никита принял отца за ненавистного фашиста, а весы — контарь, за автомат в его руках. Очевидно, не зная как применить оружие по назначению, парень решил действовать им как обыкновенной дубиной.

Известно, что эти весы, очень тяжелые, и имеют форму колотушки, с противовесом на одном конце. В руках человека задумавшего убить, контарь превратился в грозное оружие.

Удар сына был страшной силы и большой точности, отец умер почти мгновенно и поэтому не мог ничего рассказать о случившемся. Других свидетелей трагедии не было, так как мать пришла на место преступления только через несколько минут, посмотреть, что там случилось?

Сам Никита твердил, что видел сон, в котором защищал своего отца от страшного фашиста, о котором тот рассказывал, когда он был ещё подростком.

Он уверял, что немец пришел отомстить за ранение, нанесенное ему в том памятном бою, в котором был так же ранен в ногу и отец.

Парень был твёрдо уверен, что каждую ночь приходил один и тот же автоматчик с не гнущимися в коленях ногами. Когда ему говорили, что это он сам, Никита, ударил отца, он не соглашался, настойчиво и без всякого сомнения заявлял, что фашист, наверное, опередил его и убил отца ещё до того как вышел на засаду.

 

— Если это сделал действительно я и убил своего отца, то мне неизвестно почему такое произошло? — Сказал в конце своего рассказа Никита Андреев.

— Все знают, что меня не судили за убийство. Несколько месяцев я пролежал в больнице, но я не был больным, и, по всей видимости, зря принимал лекарство против сумасшествия? —

После этих слов он долго молчал, наверное, пытался вспомнить что-то важное, что могло бы, наконец, объяснить случившееся.

Я понимал, что такие раздумья посещают его не в первый раз начиная с того самого страшного утра, когда произошла трагедия?

— Я больше никогда не видел во сне жуткого фашиста с не гнущимися ногами и автоматом в руках, он исчез из моей жизни навсегда. — Признался Никита. Он посмотрел на меня пытливым взглядом, и продолжил.

— Сделал своё дело немец, отомстил моему отцу за тот роковой удар штыком в спину и ушел. Наверно в свои края подался? Говорят, что не было никакого немца, но я уверен, человека можно убить и во сне. —

Его предположение о немце, как о ком-то действительно существующем, всколыхнули во мне подозрение о ненормальном функционировании психики героя моего рассказа. Я даже вспомнил, многие психиатры полагают, что у таких больных на почве каких-то событий или воспоминаний, неожиданно проявляется мистическое мышление.

Возможно, в том случае с Никитой Андреевым, такое мышление приобрело невероятно опасный характер? А может быть, все же был фантом пронзённого красноармейцем немецкого солдата? Возможно, он решил любым способом рассчитаться со своим обидчиком и, выбрав момент, всё сделал руками его повзрослевшего сына?

Война окончена, отец вернулся раненый домой и часто рассказывал о своей небывалой удаче. Он одержал верх в отчаянной схватке с немцем. Враг поторопился, перепрыгивая через окоп и пуская очередь автомата по солдату, а он возьми и выживи. Фашист пал.
Вот уж история из жизни солдата. Небо с овчинку и руки чешутся мстить за отца всем фашистам. Чем же для детской психики могут обернуться ужасные рассказы войны. Как тонка грань между явью и сном. Война покалечила всех и солдат, и их семьи. Прошло 20 лет, а она все демонстрирует свой смертельный оскал.
70 лет со дня Победы прошло! Еще живы дети военных лет. Сколько страданий, горя и ужаса им пришлось перенести, знает один лишь Бог. Война закончилась, но разруха по стране продолжалась еще несколько лет. В душе Россиян гордость за отечество и народ должна остаться навсегда! Небывалый подвиг мужества, который нельзя повторить.