Первый тролль



К сожалению перевод русским популярным лит. изданием вышел первым, но я все же решила не удалять проделанную работу Ad Infinitum и разместила пост.  Приятного всем чтения, и возможно кто-то увидит в первом тролле себя! [su_spacer size=»5″]

В 1803 году в Дав-Коттедж пришло письмо. Оно проделало длинный путь, который начался в Ливерпуле, оттуда письмо отправилось в Лондон, а из Лондона вновь на север в Озерный край. Этакое литературное идолопоклонство странно, что не растворило собой письмо:

«Но Вы можете найти и более близкие по духу мысли, которые будут родниться с Вашими собственными, запротестовал автор данного письма. А это значит, что у Вас появиться определенная крепкая связь с такими мыслями, но тем не менее Вы всё же никогда не найдете того, кто более ревностно и честно, сможет делиться с Вами мыслями и идеями, в которых будет отражено то, что сможет оказать глубокое влияние и даже оказать некое стимулирующее воздействие на Ваш психический портрет и на ваше трепетное отношение к своему моральному облику. Более того (эти слова идут от моего сердца!) я готов отдать свою жизнь, если это поможет в продвижении Вашего интереса и счастья, в отличие от тех, кто в данный момент стоит перед Вами на коленях.»

Представьте себе свои ощущения, когда однажды утром, заглянув в почтовый ящик, вы нашли бы такое необычное письмо. Получателем этих нежелательных излияний был поэт Уильям Вордсворт. Автором же своеобразного бумажного спама был семнадцатилетний Томас Де Квинси — научный вундеркинд, бывший бездомный, ПОКЛОННИК Вордсворта и Кольриджа, а так же пресловутый наркоман, ставший одним из противных прозаиков в Англии.

Противных? О, определенно это именно тот эпитет, который характеризует Де Квинси. Френсис Уилсон написал в статье «Виновен: Жизнь Томаса Де Квинси» о том, что Де Квинси не был настроен величественно антагонистически, как например его современник и коллега журналист Хезлит. («У меня нет причин ненавидеть и презирать себя! На самом деле, всё что я делаю, я делаю потому, что презирал и ненавидел мир в достаточной мере.») В стиле его самовыражения присутствовало обилие маргинальности и отчужденности. Всё это делало его своего рода эссенцией подлости, можно сказать, что он стал штаммом. Штаммом подлости! Это был первопроходец, сталкер и ТРОЛЛЬ.



В 1816 году его друг Чарльз Ллойд, сбежавший из психиатрической лечебницы, сказал: «Я автор всех зол!»  На что Де Квинси с сожалением ответил: «Я тоже могу сказать, кто ты! Ты никто! Ты ничтожество! Тебя даже и не существует!» Но не смотря на всю подлость Де Квинси был без сомнения гением, от этого и оттолкнемся.

Томас Де Квинси автор книги «Исповедь англичанина употреблявшего опиум». Книга была впервые напечатана в 1821 году, когда Де Квинси было 36 лет. Исповедь является своего рода извилистой, тропой, с помощью которой автор проводит читателя через нечто, вроде психологического самоанализа. Стиль этого творения переносит нас одновременно назад – в мрачные и темные времена 17 века, родных для сэра Томаса Брауна, и вперед, окуная нас в подернутые наркотической поволокой панорамы Уильяма Берроуза. После прочтения исповеди, оставалось странное и непередаваемое описанию ощущение. «По крайней мере мощное и не забываемое», как писали в Литературной газете США. Де Квинси сумел соединить вместе две несовместимые ранее вещи: известные многим рассказы о подростках, убегающих на улицу из школы и дома, затем опускающихся в бродяжническую жизнь в неблагополучных кварталах Лондона и совершенно новый жанр химические мемуары: «…но проглотил! О, Боже! Какое превращение! Понимание того, что поднималось из глубин внутреннего Я. Понимание того, что  во мне скрыт апокалипсис…» Де Квинси, был тем, кто играл мощные музыкальные аккорды с напыщенностью наркомана, шедшего рука об руку с глубокой, тоскливой иронией.

Опиум!!! И это не являлось тайной и не скрывалось. Дымчатый Бог 19 века для английских читателей Де Квинси. Как выразился Уилсон: «Вся страна просто на просто замаринована в опиум. Процесс начинался в поврежденных наркотиком желудках и шел дальше, продвигаясь к воспаленным головам». Сам Де Квинси начал знакомство с опиумом в порядке самолечения, его мучили тяжелые ревматические головные боли. И в Исповеди этот банальный акт самолечения использоваться, как основа для эпоса, призванная создать глубокое и романтическое видение всего того, что расцветает в голове автора, когда опий оказывал псевдо лечебное действие на тело и мозг: «Иногда мне казалось, что моя жизнь в 70, 100 лет пролетает всего за одну единственную ночь… Огромные марши, бесчисленные кавалькады… Меня сбивало с ног, и я лежал под протекторами ног множества армий… Вес двадцати Атлантических океанов я принимал на себя…».

В The London Magazine в сентябре-октябре 1821 года появились первые высказывания об «Исповеди…» и Де Квинси в частности. Все это происходило в среде журналистской атмосферы, которая мягко говоря была накалена и пропитана духом непримиримого соперничества. Де Квинси напечатали в журнале Блэквуд с которым Лондон был в непримиримой вражде. Каким то образом Де Квинси удалось пробиться в The London без участия его сотрудников. При этом он стал своего рода партизаном Блэквуда, толкая его репортеров на дальнейшие оскорбления в адрес лондонского редактора Джона Скота.

«Я так ненавижу это мерзкое нытье и, сбивающее с ног лицемерие этого человека», — писал Де Квинси.

К тому времени, когда Де Квинси попал на страницы The London,  Джон Скот был убит выстрелом в живот в дуэле с человеком  Блэквуда.

Де Квинси действительно сомнительный человек. Мы видим его на переднем плане, он стоит в окружении грязных улиц и медицинских бутылочек, а за его глазами, мы знаем, находятся бездны, восторги, и выпадения из реальности.

 

Про «Исповедь…», высказался Уилсон: «Де Квинси взял предмет Кольриджа и одел его в одеяния Вордсворта». Иными словами Де Квинси взял темы Кольриджа о наркомании и сопутствующими ей самотерзания и смело пропустил через фильтр Вордспорта, отправив конечный продукт залпом на небеса. Безродный Де Квинси организовал свою жизнь и психику вокруг двух поэтов. После странного письма Де Квинси 1803 года (после которого Вордсворт был совершенно невозмутим, принимая наверное его, как должное), он проникнет в домашнюю обстановку обоих поэтов, будет играть с их детьми и совершать прогулки в их компании по Озерному краю. Опубликованные Вордсворт и Кольридж в 1798 году стали темным народным импульсом лирических баллад.

«Сильный, мощный магнит», — так Де Квинси говорил о Вордсворте.

Де Квинси стал для Вордсворта своего рода философским подмастерьем. Более уязвимый Кольридж, побратим Де Квинси в опийной наркомании был безымянным солдатом: где-то глубоко внутри он видел в Де Квинси носителем розни и скандалов, чья практика заставит плакать всех тех, кто будет писать о «современной биографии».

Де Квинси к своей зрелости стал квинтэссенцией современного биографа. Он поднимал и всячески ворошил скандальные, неприятные литературные воспоминания, которые были зачастую удручающими для читателей.

Про Вордсворта он писал: «Никогда не сравнивайте Вордсворта как равного Люциферу. Но если вы хотите описать Люцифера, то пожалуй он будет похож на Вордсворта».

О Кольридже: «Бедный опиумный мученик..»

Уилсон пишет: «Де Квинси изначально было суждено стать призраком, который населяет чужие оболочки!»

Де Квинси маргинал. И вы можете увидеть его в Интернете, в анонимах, разжигающих споры на форумах, скользя между миллионами триллионов байт информации.

Не это ли настоящий опиумным кошмар?

Нет никаких сомнений, Де Квинси писал болезненную, но замечательную прозу. И мы прекрасно осознаем, кем он был на самом деле. Человеком с пустотой внутри, которая заполняется инстинктами хищника, чертами морального убийцы.

Де Квинси один из нас.

The Atlantic



Комментарии 0

Оставить комментарий

Ваш email не будет опубликован.